Новости Екатеринбург

24.03.2021

Новости , Кратко , Популярное , Анонсы , Интервью , Слухи , Видео , Рабкрин , Уикенд

В Драме – премьера «Пролетая над гнездом кукушки»: поклонников романа Кизи шокировать будет сложно (ФОТО)

В Свердловском театре драмы в предстоящие выходные состоится премьера спектакля «Пролетая над гнездом кукушки» по легендарному роману Кена Кизи. Минималистичная сценография, имитирующая стены психбольницы, богатый видеоряд – постановку постарались сделать вневременной. Поклонников Кизи интерпретация шокировать не должна, говорят в театре.

Зрители увидят новую версию спектакля 26 и 27 марта. Ранее директор Алексей Бадаев рассказывал, что это будет первая большая премьера в 2021 году. Специально для постановки изготовили сложную декорацию – огромный полукруг, который похож одновременно на стены психиатрической лечебницы или тюремный коридор с чередой окошек для выдачи еды. Постановка по культовому роману битников и хиппи не будет шокирующей, рассказали «Новому Дню» в театре.

«Поклонников романа Кена Кизи шокировать, наверное, в принципе сложно. Ни для кого не секрет, что роман писался под воздействием определенных веществ (Кизи работал санитаром в психиатрической больнице и добровольно участвовал в научных опытах с различными психоделиками). Поэтому, думаю, если человек идет именно на этот спектакль, он примерно представляет, о чем речь и не боится, – отметила директор по информационной политике Свердловского академического театра драмы Наталья Махлина. – Сама история – она вне времени. И роман, и спектакль рассказывают о человеческой свободе, о попытках ее обрести, а если не обрести, то хотя бы попробовать стать свободным».

В театре также рассказали, что в спектакле будет много видео. Но игра актеров – на первом плане: Рэндла Патрика МакМерфи играет Вячеслав Хархота, а Вождя – Александр Кусков.

Это уже не первый спектакль по легендарному роману, который выходит в Драме. Впервые «Пролетая над гнездом кукушки» в репертуаре театра появился в 1987 году под названием «А этот выпал из гнезда. ». Над новой версией работали драматург Ирина Васьковская, режиссер Дмитрий Зимин и художник Владимир Кравцев. По решению создателей спектакль посвящается памяти недавно ушедшего актера Драмы Юрия Лахина, первого в истории театрального Урала Рэндла Патрика МакМерфи.

Екатеринбург, Ольга Тарасова

Екатеринбург. Другие новости 24.03.21

В Свердловской области в год пандемии стало меньше смертельных ДТП. / Экс-коммунист Вегнер пойдет на праймериз «Единой России». / Министр транспорта рассказал, когда замкнут ЕКАД. Читать дальше

Отправляйте свои новости, фото и видео на наш Whatsapp +7 (901) 454-34-42

Пролетая над гнездом кукушки тату

Пролетая над гнездом кукушки

Вику Ловеллу, который говорил мне, что драконов не существует, а потом завел меня прямо в их логово

«. Кто-то летит на запад, кто-то летит на восток, а кто-то летит над кукушкиным гнездом.»

Черные ребята в белых костюмах занимались в холле сексом и, прежде чем я успел поймать их на этом, быстренько убрали шваброй все следы.

Они терли пол, когда я вышел из общей спальни: трое в скверном расположении духа, ненавидящие всех и вся — время дня, место, где они находятся, людей, с которыми им приходится работать. Когда они в таком настроении, лучше не попадаться им на глаза. Крадусь по стенке — тихий, словно пыль на моих холщовых туфлях. Но у них специальное оборудование, чтобы засечь мой страх, и потому они оборачиваются, все трое разом, глаза блестят на черных физиономиях, как металлические трубки старого радио.

— Вот и Вождь. Отлично, Вождь Швабра. Иди-ка сюда, Вождь Швабра.

Всучили мне в руки швабру и показывают, где надо прибираться, и я иду туда. Кто-то из них шлепает меня метлой по заднице, чтобы поторапливался.

— Смотри, забегал. Такой длинный, что мог бы сожрать яблоко у меня с макушки, а таскается за мной, как ребенок.

Смеются, а потом слышу, как они шепчутся у меня за спиной, наклонившись друг к другу. Жужжание черной машины, жужжание, в котором звучат ненависть, смерть и прочие больничные секреты. Они не беспокоятся, высказывая вслух свои ненавистные секреты, когда я рядом, — думают, что я глухонемой. Другие тоже так думают. Я достаточно хитер, чтобы всех дурачить. То, что я наполовину индеец, помогает мне в этой грязной жизни быть хитрым, помогает все эти годы.

Я тру пол перед дверью в отделение, когда снаружи в замок вставляют ключ. По тому, как его поворачивают в скважине — мягко и быстро, словно человек только этим и занимался всю жизнь, я понимаю, что это — Большая Сестра. Она проскользнула в дверь — с ней в отделение прорвалось немного холода, — заперла ее за собой. Вижу, как ее пальцы оставляют туманный след на полированной стали. Ногти того же цвета, что и губы. Забавно, они такие оранжевые, словно кончик включенного паяльника.

У нее в руках плетеная сумка, какие продают горячим августом на шоссе индейцы племени ампкуа, похожая на ящик для инструментов, с пеньковой ручкой. Она у нее все эти годы, что я провел здесь. Узор редкий, и я могу видеть, что внутри: ни пудреницы, ни помады — ничего из обычного женского набора. В сумке тысяча всяких вещиц, которые она намеревается использовать сегодня в деле, исполняя свои обязанности: колесики и всякие приспособления, зубцы, отполированные до жуткого блеска, крохотные пилюли, которые отсвечивают, словно фарфоровые, иглы, часовые щипчики, мотки медной проволоки…

Проходит мимо меня, кивает. Я отхожу следом за шваброй к стене, улыбаюсь и стараюсь обмануть все ее оборудование — обмануть, насколько это возможно, не давая ей увидеть мои глаза. Если глаза закрыты, они не смогут о тебе много сказать.

В темноте слышу, как ее резиновые каблуки отстукивают по кафелю, и содержимое плетеной сумки позвякивает в такт шагам, когда она проходит по холлу мимо меня. Шаг у нее твердый. Когда я открываю глаза, она уже прошла через коридор и входит в стеклянное помещение сестринского поста, где просидит целый день за столом и, глядя в окно, будет следить за тем, что происходит прямо перед ней в дневной комнате на протяжении всех восьми часов. Эта мысль делает ее лицо довольным и умиротворенным.

А потом… она засекает черных парней. Они все еще стоят вместе, переговариваясь. Они не слышали, как она вошла в отделение. Теперь почувствовали, что она на них смотрит, но слишком поздно. Должны были раньше думать, а не собираться группой и болтать, когда она уже на посту — в отделении. Их головы дернулись в разные стороны, лица смущенные. Она пригнулась и крадется туда, где они всем скопом попали в ловушку, — в дальний конец коридора. Она слышит их разговор, приходит в ярость и начинает лупить черных ублюдков куда попало — в такой она ярости. Она раздувается, раздувается — белая форма вот-вот лопнет на спине — и выдвигает руки так, что может обхватить всю троицу раз пять-шесть. Она оглядывается, вращая громадную голову. Никто ее не видит, только старый Швабра Бромден, наполовину индеец, прячется за своей настоящей шваброй и слишком нем, чтобы позвать на помощь.

Так что она позволяет себе все, это правда, и ее крашеная улыбка изгибается, растягивается в открытую ухмылку. Она распухает все больше и больше, она огромная, словно трактор, такая огромная, что слышу запах ее внутреннего механизма, так, будто мотор работает с перегрузкой. Я задержал дыхание, сжался. Мой Бог, на этот раз они это сделают! На этот раз они позволят ненависти вырасти слишком большой и разорвут друг друга на куски, прежде чем поймут, что делают!

Но только она начала сгребать раздвижными руками черных ребят, а они стали вырываться, орудуя ручками швабр, из палат начинают выходить пациенты, чтобы выяснить, что тут за шум, и ей приходится принять прежний вид, прежде чем ее не поймали в образе ее тайного, но подлинного «я». Пока пациенты протирают глаза, пытаясь понять, из-за чего весь сыр-бор, перед ними — главная медсестра, улыбающаяся, спокойная и холодная, как всегда. Говорит черным ребятам, что не стоит собираться кучкой и болтать, ведь сегодня понедельник — первое утро рабочей недели и столько дел…

— …У нас множество назначений сегодня утром. Может быть, у вас серьезная причина стоять здесь всей компанией и разговаривать…

— Нет, мисс Рэтчед.

Она замолчала и кивает пациентам, которые собрались вокруг нее и смотрят покрасневшими и опухшими со сна глазами. Она кивает каждому. Точный, автоматический жест. Лицо у нее гладкое, выражение точно рассчитанное и точно сделанное, как у дорогой куклы: кожа словно эмаль телесного цвета, оттенки белого и сливочного, голубые детские глаза, маленький носик, крошечные розовые ноздри — все вместе работает на этот образ, кроме цвета губ, ногтей и размера груди. Где-то, должно быть, сделали ошибку, приделав эту большую, женственную грудь к тому, что в противном случае стало бы превосходной работой, и видно, как она этим огорчена.

Пациенты не понимают, что это Большая Сестра накинулась на черных ребят; тогда она вспоминает, что уже видела меня, и говорит:

— Поскольку сегодня понедельник, не начать ли нам эту неделю хорошим стартом и не вымыть ли нам сегодня утром первым мистера Бромдена, пока в умывальной не началось столпотворение. Посмотрим, сумеем ли мы избежать некоторых… э… беспорядков, которые он обычно устраивает, как вы думаете?

И прежде чем все успевают обернуться, чтобы посмотреть на меня, скрываюсь в кладовке для швабр, закрываю наглухо дверь и не дышу. Мыться до завтрака — это самое худшее. Когда тебе удается закинуть что-то в себя, ты становишься сильнее, да и просыпаешься наконец. И те ублюдки, которые работают на Комбинат, не так уж готовы напустить на тебя одну из своих машин вместо электрической бритвы. Но если ты бреешься до завтрака, как она хочет заставить меня сегодня утром — в шесть тридцать утра в комнате из белых стен и белых ванн, и длинные люминесцентные лампы на потолке устроены так, чтобы не оставить никакой тени, и лица вокруг тебя визжат и воют, пойманные в зеркала, — тогда никаких шансов уцелеть от их машин.

Я спрятался в кладовке и затаился. Мое сердце готово выскочить из груди, и я стараюсь не бояться, стараюсь держать свои мысли подальше отсюда — стараюсь вернуться назад и вспоминаю деревню, большую реку Колумбию, как однажды мы с папой охотились на птиц в кедровой роще у Дэлз…[1] Но всегда, когда пытаюсь уйти мыслями в прошлое и спрятаться там, страх на дрожащих ногах прокрадывается, прорывается сквозь воспоминания. Я чувствую, как самый младший из черных парней идет через холл, он идет по нюху, он чует мой страх. Он открывает ноздри, словно черные воронки, его безразмерная голова подпрыгивает на шее, когда он шмыгает носом, и он всасывает страх, разлившийся по всему отделению. Вот теперь он учуял меня, я слышу, как он фыркает. Он не знает, где я спрятался, но он чует запах и вышел на охоту. Я стараюсь стоять спокойно…

Дэлз — участок реки Колумбия в ущельях, одно из самых сложных мест для навигации и район, где были наиболее часты набеги индейцев. После сооружения плотины Бонневилла пороги скрылись под водой. (Примеч. ред.)

Как Кен Кизи и его роман «Пролетая над гнездом кукушки» изменили сознание американцев

Освободительная миссия Кена Кизи началась в 1960 году в южных окрестностях Сан-Франциско. В то время он обучался на литературных курсах Стэнфордского университета и подрабатывал ночным санитаром в психиатрической лечебнице Menlo Park Veterans’ Hospital. Сосед Кена — студент психфака Стэнфорда Вик Ловелл — предложил будущему писателю принять участие в секретном исследовании психоактивных препаратов с целью манипуляции поведением человека, которое спонсировало ЦРУ.

Мы не знаем подробностей этого эксперимента, но очевидно, что, помимо богатого психоделического опыта, Кен Кизи вынес из него массу ценных наблюдений за бытом и нравами пациентов и персонала больницы — особенно когда обнаружил, что его ключ подходит к замку кабинета главврача , где хранились препараты. Кизи часто беседовал с обитателями больницы и постепенно приходил к выводу, что их болезни были мнимыми — общество просто отвергало любые нестандартные формы мышления и поведения, клеймило их как патологию и стремилось исторгнуть нетипичных индивидуумов из своих рядов. Преломив эти наблюдения свою через богатую фантазию, литературное дарование и изрядные дозы ЛСД и мескалина, Кизи разродился своим главным детищем — романом «Полет над гнездом кукушки».

История о психиатрической больнице, управляемой деспотичной старшей медсестрой, стала символом борьбы человека против жесткой системы, хлесткой метафорой американского общества, порабощенного репрессивным государством. Вышедший в 1962 году роман моментально стал бестселлером и был с шумом поставлен на Бродвее, принеся своему создателю славу и, что немаловажно, финансовую независимость. Кизи обзавелся бревенчатым домом в Ла Хонде и с удвоенной силой принялся экспериментировать с «кислотой» в компании единомышленников. Сеансы приема ЛСД проходили под соответствующую музыку (Кизи особенно любил группу Grateful Dead), со световыми эффектами и декорациями и именовались «Кислотными тестами».

Через некоторое время «путешествия без передвижения» решено было превратить в настоящее путешествие. В 1964 году соратники Кизи — ватага хиппи, назвавшая себя «Веселые проказники» (Merry Pranksters) — нашли старый школьный автобус, раскрасили его в психоделические цвета, нагрузили оборудованием, костюмами и веществами и отправились в Нью-Йорк с целью посетить Мировую Ярмарку. Это путешествие было весьма подробно и правдоподобно описано присоединившимся к ним писателем Томом Вулфом в книге «Электропрохладительный кислотный тест».

Приключения Кизи и «Проказников» включали в себя знакомство с байкерской бандой «Ангелы Ада», выступления на антивоенном митинге, публичную пропаганду психоделического самопознания и преследования со стороны полиции — причем все фиксировалось на 16-мм пленку. Вернувшись в Ла Хонду, Кизи и товарищи собрались заняться монтажом отснятого материала. Но прекрасным апрельским днем 1965 года в дом Кизи ворвалась полиция — 17 помощников шерифа и федеральный агент из отдела по борьбе с наркотиками со служебной собакой. Кизи предстал перед судом по обвинению в хранении марихуаны, но после выплаты залога не стал дожидаться суда, инсценировал свою смерть и убежал в Мексику. Вернувшись в 1966 году, он все же вынужден был предстать перед судом и отсидеть полгода за хранение марихуаны — с максимальной пользой для мировой культуры. Во время отсидки он старательно записывал свои мысли и увлеченно рисовал, а его товарищ по камере Пейдж Браунинг тайком передавал альбомы с рисунками и изречениями на волю, пряча их в порножурналах . После отсидки Кизи перебрался на отдаленную ферму, где до конца земного пути посвятил себя семейной жизни, земледелию и литературе — преимущественно эссе и пьесам, ни одна из которых не произвела эффекта, сравнимого с «Полетом над гнездом кукушки».

Роман назвали «бунтом против правил» и «ревом протеста» — он пришелся на время зарождения психоделической революции и начала движения хиппи, пропагандировавших свободу от любых ограничений. «Пролетая над гнездом кукушки» также стал предвестником антипсихиатрического движения в США. После выхода книги архаичные методы лечения — в частности, электрошок, лоботомия и злоупотребление медикаментами — перестали быть нормой. Тысячи пациентов по всей Америке покидали психиатрические лечебницы и с переменным успехом встраивались в обычную жизнь, а медицинские практики становились более гуманными. Были разработаны новые виды препаратов, позволявшие людям с психическими отклонениями лечиться без госпитализации, на дому, а психиатрические учреждения перестали напоминать тюрьмы для безумцев.

В 1963 году президент Кеннеди инициировал принятие « Акта о психическом здоровье », согласно которому психиатрические учреждения переходили из государственного ведения в общественное, а их пациенты могли вести полноценную жизнь, не подвергаясь лишению свободы.

В 60-е — 70-е годы «Антипсихиатрическое движение» развернулось в полную силу под воздействием идей американского психиатра Томаса Саса, который считал психическое заболевание мифическим и был видным критиком использования медицины с целью социального контроля в современном обществе, — Кен Кизи, кстати, был увлечен его книгами и состоял с ним переписке . Также существенное влияние оказали работы шотландского психиатра Рональда Дэвида Лэйнга и француза Мишеля Фуко о власти и карательной медицине: « История безумия в классическую эпоху » (1961) и « Рождение клиники: Археология врачебного взгляда » (1963).

Наиболее радикальные представители «Антипсихиатирического движения» — например, Mental Patient Liberation Front (Фронт освобождения психических пациентов) — вообще отрицают концепцию «психического заболевания» и требуют считать любое отклонение особенностью психики, а не патологией, а также запретить принудительную госпитализацию людей с умственными отклонениями.

В 1975 году, вскоре после выхода фильма Формана, Церковный комитет Конгресса под личным контролем президента Форда начал расследование проекта MKUltra — того самого, в котором Кизи принял участие в качестве подопытного животного. Выяснилось, что MKUltra (изначально — проект « Артишок ») был задуман как масштабная программа по изучению контроля над личностью и техник допроса. В рамках проекта отдел научной разведки ЦРУ продолжал чудовищные эксперименты нацистов, с привлечением арестованных в ходе войны специалистов Третьего рейха, которые начали свои зверские опыты еще в лагере Дахау. В числе мер воздействия на подопытных (зачастую военнопленных, наряду с нанятыми добровольцами) американские экспериментаторы вслед за нацистами использовали наркотики, электрошок, гипноз, сексуальное притеснение, изоляцию и другие формы пыток. В 50-х — 60-х годах, в условиях антикоммунистической паранойи, ЦРУ действовало абсолютно свободно и безнаказанно.

В 1973 году проект был свернут, а его документация уничтожена. В ходе расследования «Комиссии Рокфеллера» выяснилось, что один из научных руководителей проекта — биохимик Фрэнк Олсон — был убит в 1953 году. Убийство, в соответствии с чьей-то мрачной фантазией, было осуществлено сверхсильной дозой ЛСД, которая предположительно заставила обезумевшего Олсона выброситься из окна 10 этажа. Правительство выплатило его родственникам $750 тысяч долларов в обмен на отказ от претензий и не проявило инициативы углубляться в расследование.

Итоги антипсихиатрической революции сегодня легко увидеть, просто выйдя на улицу любого американского мегаполиса. Обилие эксцентричных уличных проповедников, безумных нищих, кликуш и психопатов всех видов поражают воображение любого приезжего. Леволиберальная политика отказа от госпитализации уже давно подвергается критике со стороны консервативных психиатров: недостаток инфраструктуры для ухода за психически больными вне специальных учреждений привел к катастрофическому росту числа бездомных и общей деградации психиатрической медицины.

Для тысяч психически нездоровых людей единственной альтернативой больничной палате оказалась коробка на тротуаре. Такова цена свободы — и именно ее, по замыслу Кена Кизи, выбирает главный герой «Полета над гнездом кукушки», огромный индеец Вождь.