Хочу пирсинг симметрию, родители против всего неформального

Я уже не маленький ребёнок, могу делать с собой что захочу, но родители категорически против. Папа вообще говорит, что лучше я буду курить и колоться, лиж бы хорошо училась и ходила типа нормальная. Как с такими людьми жить? Я однажды пришла с проколотой губой, они устроили мне грандиозный скандал, сказали, будешь жить отдельно — делай с собой всё что хочешь. Это что, мне ждать пока я закончу ВУЗ, найду работу и буду зарабатывать, только тогда мне будет можно?? Скандалы нереальные, я очень порядочная и нормальная блин, но ссин кид, мне это нравится, как уломать родителей, если они не хотят меня слышать?
Папа мусульманин, это вообще капец. -_-

не нужно мне писать «слушай родителей», я их слушаю, но у меня есть своё мнение и желания, на которые я тоже имею право. я не переросту, не умничайте)) помогите, честно, хочу уже 3 года(((

А сколько тебе лет?
По идеи не смогут запрещать если тебе есть 18.

Ну, а вообще, мне родители говорили то же самое.
В 13 лет я проколола язык, при чём сама (всё обошлось) )
В 16 лет, проколола нос (септум)

Реакция конечно была не очень, но ОНИ СМИРИЛИСЬ 🙂

Так, что если ты смелая, дерзай. Всё равно им придётся принять это.
Пирсинг-не тату, если совсем всё плохо будет, можно снять.

И, кстати, «перерасти» то ты можешь вполне, я думаю в 30 лет симметрия это немного странно.. .
В жизни надо попробовать всё (кроме наркотиков конечно) . И есть вещи которые ты можешь сделать в 17 ( например) лет, но в 25(например) уже не сможешь.
Подумай об этом.

Пирсинг, если он не может согласиться. Могут ли родители особых детей делать за них выбор

«Правмир» выслушал людей, которые придерживались разных точек зрения. Сама Лида Мониава от комментариев отказалась.

«Гору нужна была не свобода, а мои решения»

Фатима Медведева усыновила мальчика Гора со spina bifida четыре года назад. До восьми лет он лежал в интернате, глядя в потолок, а сейчас гуляет по Москве с яркими красными волосами.

— Началось все с того, что мы летели в Грузию и в аэропорту Гор вдруг стал говорить о том, что очень хочет синие волосы, — вспоминает Фатима. — Мне звонит моя подруга из Тбилиси, я ей со смехом рассказываю, а она говорит: «Так вы сейчас прилетите, приходите к нам в гости, мы тут сидим и как раз красим волосы в разные цвета». Мы пошли. Я думала, он сделает себе какую-нибудь прядочку, челочку, а он захотел все волосы перекрасить в синий.

Гору тогда было 13 лет. «Как я ему могла запретить? — спрашивает Фатима и тут же продолжает. — Вернее, могла властью родителя, но мне кажется это неправильным».

— Сейчас он красится у очень классного парикмахера, и это всегда бывает немного бунт. Он спрашивает, в какой цвет ему покрасить, в зеленый или фиолетовый, я говорю, что в фиолетовый, что зеленый — перебор, а он: «Точно крашусь в зеленый, я решил». Это подростковый бунт, который должен быть у каждого, — считает она.

С негативной реакцией на красные волосы Фатима и Гор сталкивались. Но она связана не с тем, что мальчик передвигается на коляске. Хотя, наверное, парень с красными волосами на коляске привлекает в сто пятьдесят раз больше внимания, чем просто парень с крашеными волосами, отмечает Фатима.

— Иногда прямо говорили: «Что это, ты ж мужик». Некоторые спрашивали: «А что это ты придумал?» Было понятно, что к этому относятся сложно, но я спокойна, Гор спокоен и реакция окружающих нам более-менее безразлична, — сказала она.

Фатима считает, что вопрос по поводу телесных границ и границ вмешательства в жизнь людей c особенностями развития очень важный. Об этом нужно говорить.

— Когда-то мы дойдем до дискуссии о том, до какой степени мы имеем право вмешиваться, влиять и касаться этих людей, но я думаю, с нашим уровнем отношения к людям со множественными нарушениями, это случится не скоро. Дискуссия, которая была в фейсбуке у Лиды, возмутила меня как раз тем, что там было мало здравых комментариев про границы. Там было про то, что он ничего не понимает, зачем это ему, то есть вроде про границы, но с негативным посылом, — рассуждает Фатима Медведева.

Любой родитель очень сильно влияет на жизнь своего ребенка.

Даже самые мягкие современные родители делают ежедневно тысячи выборов за своих детей, отмечает она.

— Наш ребенок — это следствие нас самих. Гор у меня под опекой, когда я его забирала, мне не было еще 30, я была в себе не уверена. И так как ему было уже 10 лет, мне казалось, я сейчас дам ему много свободы — а у него никогда не было свободы, он жил в закрытом учреждении — и все. Но оказалось, что Гор очень сильно напуган окружающим миром и свобода ему не нужна, а нужно много моих решений, самых разных, начиная от того, куда мы сегодня пойдем, что он сегодня наденет, заканчивая тем, можно ли одевать его в розовое.

Крестная мама Гора, когда мы забирали его, говорила: «Не смей одевать мальчика в розовое». Сейчас у Гора 10 розовых футболок и он их обожает. Могу я одевать его в розовое или это перебор? — продолжает Фатима. — Могу я его взять с собой на концерт Монеточки или не надо такого делать с ребенком? Все это выбор. Я всегда была очень мягкой, давала много свободы, не давила, однако Гору 14 и я понимаю, что все, что с ним происходит: музыка, которую он слушает, книги, которые читает, даже его красные волосы — это все следствие жизни со мной.

И на фотографии в паспорте Гор с красными волосами. Фото: Фатима Медведева / Facebook

Гор, кстати, тоже хочет проколоть ухо, мы надеемся это сделать на следующей неделе. Живя в какой-то другой семье, он, возможно, не мог бы даже заикнуться об этом. История про то, что мы, современные родители, не вмешиваемся в жизнь своих детей, крутая, но это иллюзия. Все вмешиваются. Поэтому я не вижу ничего чудовищного в поступке Лиды, — заключает Фатима.

«Жить с ребенком-инвалидом не классно, а тяжело»

— У меня лежачий ребенок, я его вожу на коляске размером полтора метра, городок маленький, естественно все люди смотрят. Я его стараюсь одеть красиво, сама стараюсь надеть лучшее, что у меня есть, чтобы люди не смотрели с жалостью, с пренебрежением. То есть правильно, что ребенка надо одеть красиво, не так, чтобы памперсы наружу торчали. Но я считаю, что ребенка надо избавлять от лишней боли, если это возможно, а такая манипуляция, как ухо проколоть, — это в любом случае боль, — рассказывает Марина, мама взрослого человека с ДЦП. Свое имя она попросила изменить.

У ее сына судороги. Поэтому в их жизни много ограничений.

— Всех, кто его разбудит с утра, я готова растерзать, потому что если он не выспится, у него судороги целый день, а судороги — это больно и страшно, и есть огромная разница, 60 будет судорог или 80, — продолжает она. — Поэтому мои друзья знают, что до 12 мне звонить нельзя. Он вздрагивает, когда слышит резкие шумы, это тоже может судороги вызвать, я пытаюсь оградить его от этих звуков.

Марина говорит, что считает Лиду Мониаву героем. И что она не уверена, что смогла бы поступить так же, как она — взять под опеку ребенка из дома-интерната. Но она не во всем согласна с Лидой.

— Она говорит: «Нет лежачих детей, есть те, которых положили и не берут с собой. Идите и добивайтесь для них лучшей жизни». Да башку разобьешь — не добьешься.

Я пробивной деятельный человек, я президенту писала, я куда только не ходила — ничего не добилась, — с горечью говорит Марина. И продолжает: — Я не могу купить все, что сыну нужно. У него пенсия 13 тысяч, я отработала врачом 22 года, у меня пенсия 10 тысяч. Ему нужно питание детское, протертое, потому что он не жует, нужны препараты, спецоборудование: подъемники, коляски специальные. Государство может за 4 тысячи выдать сидячую коляску, но мне бесполезно ее брать, предлагали санитарный стульчик. Да он не сидит у меня, зачем мне этот стульчик!

Банка детского питания стоит 700 рублей, хватает на неделю, а еще мясо, лекарства. Коляски, кровать, подъемник ей помогли купить друзья.

— Мне очень стыдно, потому что у людей семьи, у всех дети, все отдают чуть ли не последнее. То есть мы можем жить, если есть помощь людей. За границей это дает государство, — рассказывает она. — Нам даже медицинскую помощь не оказывают. Два года назад у него были подозрения на пневмонию: 39 температура, одышка, он сутки не ел и не пил. Мы приехали в больницу на скорой, врач сказал, что у него состояние нетяжелое, и посоветовал ехать домой.

Я купила коляску за свои средства, положена была компенсация 9 тысяч, и ту я не могла выбить, — продолжает она. — Говорят, что коляска детская, а мой сын — взрослый, «принесите справку». Я приношу справку, что он 26 килограммов весит. Спасибо, пеленки привозят и частично возвращают стоимость памперсов: если он 50 рублей стоит, 15 рублей компенсируют. А так реабилитации никакой, в школу его не взяли, я сама научила его читать и писать, санаторий от государства не положен, потому что сын наблюдается в психоневрологическом диспансере и потому что у него маленький вес.

Сейчас после этой дискуссии мне все говорят: «Смотри, вот у нее все хорошо, ей все дают: нянь, коляски. А ты ноешь, но ничего не делаешь». Нет, это неправильная политика. Жить с ребенком-инвалидом не классно, а тяжело, надо правду говорить.

«Это может быть незрелым родительством»

Алексей Рудов, психолог, создатель службы помощи семье «Близкие люди»:

— Я как психолог часто сталкиваюсь с тем, что когда родитель не может как-то самовыразиться, он пытается это сделать через ребенка: отправляет учиться туда, куда считает важным, записывает на огромное количество кружков, которых не было у него в детстве, начинает его каким-то особенным образом одевать. Это все про незрелое родительство.

Если ребенок не может показать, что он этого хочет, или не понимает, что это такое, например, просто его привлекает блеск, тогда нужно как-то по-другому выражаться. А когда родитель начинает украшать ребенка для того, чтобы на него смотрели больше, или потому что он сам себе не может позволить такой пирсинг, например, это явно лишнее, это говорит о незрелости самого родителя и о том, что результат воспитания может быть не очень хорошим.

Надо сказать, что и среди кровных родителей полно таких историй. Я работаю с детьми, у которых выученная беспомощность. Это дети, которыми родители крутили и вертели, как хотели: они сначала чрезмерно нагружали их дополнительными занятиями, ребенок понял, что он собой управлять не может, своих желаний иметь не должен, а должен бесконечно соответствовать ожиданиям родителей.

Дальше такие дети подрастают и в 19 лет сидят на шее у родителей, живут в мечтах, никаких желаний и амбиций своих не имеют. Родители потом удивляются: «Ну, как же так, мы ему столько дали!?» То есть количество пациентов в этой части — выученная беспомощность, депрессии, психозы, когда ребенок пытается соответствовать родителям, а у него не получается, растет.

Что касается детей с тяжелым состоянием здоровья, тут ситуация, конечно, другая, и тут как раз родители могут выражать свои амбиции через внешнее. В этой ситуации нужна помощь специалиста, который подскажет, что нужно сделать, потому что это специфическая вещь.

Особому ребенку нужно обеспечивать свою развивающую среду, такую, которая поможет ему многие вещи делать. Я знаю истории, когда ребенок, например, не может играть, но родители сами играют за него, пытаясь его включить, не очень понимая, что это не сработает. Поэтому нужны специалисты, которые скажут, что ребенок может взять на себя, что он может сделать сам, в каких пропорциях может включиться родитель.

Пирсинг и татуировки: запрещать или разрешать?

Почему же подростки так часто начинают мечтать о том, чтобы проколоть губу или увековечить какой-либо символ на предплечье?

Во-первых, в этом возрасте и девушек, и юношей начинает волновать их внешность. И в большинстве случаев придирчивое изучение себя перед зеркалом приводит к тому, что подросток обязательно находит у себя какой-то изъян. Татуировки и пирсинг становятся способом украсить себя, внести в свой образ какую-то изюминку, уникальность, привлекающую внимание. Мода на подобные украшения среди звезд еще больше способствует этому – ведь подростки часто стремятся подражать своим кумирам. Да и в целом нужно понимать, что влияние масс-медиа на подростков гораздо выше, чем на взрослых.

Если вы замечаете у сына или дочери постоянное недовольство своей внешностью вплоть до депрессивных реакций, скорее всего, будет недостаточно просто подбодрить подростка. Разрешение сделать татуировку тоже не решит проблему, этого окажется мало, и подростку будет казаться, что нужно сделать еще и еще, чтобы внешность стала лучше. В этой ситуации имеет смысл найти для ребенка хорошего психолога для индивидуальной работы либо же психологический тренинг.

Страстное желание сделать татуировку или пирсинг может быть связано также с тем, что это принято в той субкультуре, которой придерживается подросток. И изображение определенного символа на коже в виде тату, либо же множественные проколы на лице могут быть способом войти в определенную группу или повысить собственный статус в ней. А для подростка быть частью значимой группы – очень и очень важно.

Обратите внимание на то, на что ребенок готов ради этого вхождения в группу. Кто-то ограничивается выбором определенного стиля в одежде или проколом в ухе с ношением необычной сережки, а кто-то готов идти буквально на все, чтобы завоевать свое место в группе. А это уже может быть опасно, ведь не всегда ритуалы «вхождения в группу» столь безобидны.

Подобная потеря себя и слепое следование за группой тоже говорит о том, что подросток переживает серьезный личностный кризис. Что требует и серьезного, понимающего, отношения от родителей и, скорее всего, также помощи специалиста-психолога.

На другой же стороне баррикад – опасения родителей. С чем они связаны? Прежде всего, безусловно, с вопросами безопасности. И пирсинг, и татуировка – далеко не безобидная процедура. Мало того, что болезненная, так и при определенных условиях грозящая занесением инфекции или серьезными аллергическими реакциями. Очень важно твердо настроить подростка на то, что до 18 лет именно родители несут ответственность за его жизнь и здоровье, потому все подобные решения должны приниматься только с разрешения родителей. Чтобы решение было более объективным, можно вместе посетить врача, мнение специалиста будет для подростка более авторитетным, а у взрослого, возможно, будет развеяно часть беспочвенных опасений. В целом, вероятнее всего, что специалист посоветует ограничиться проколом ушей, пусть даже множественным, поскольку проколы других частей тела, а также татуировки несут за собой гораздо больше негативных последствий, особенно для развивающегося организма.

Опасения родителей могут быть связаны и с тем, что, по их мнению, ребенок таким образом уродует себя, и это останется уже на всю жизнь. Попытки отговорить ребенка от пирсинга на этом основании обычно бесполезны, ведь в глазах подростка «предки» ничего не понимают в современной моде и стиле. Потому оперировать лучше все-таки вопросами безопасности и здоровья. Однако можно предложить ребенку представить себя через лет десять, когда он станет взрослым, а его татуировка, которая сегодня выглядит модной, будет казаться ему детской. Шрамы от многих видов пирсинга тоже останутся навсегда, даже если захочется сам пирсинг снять. Исходя из этого, можно опять же вместе поискать рациональное решение. Прокол уха с оригинальной модной сережкой, временные тату. Подумайте вместе о том, как еще можно подчеркнуть стиль, индивидуальность, украсить себя. Вы всегда можете напомнить ребенку, что когда он вырастет, он сможет самостоятельно принять более радикальное решение.

И наконец, всегда помните, что самое важное сейчас – это сохранить ваши отношения с взрослеющим ребенком. Восстановить их будет гораздо сложнее, чем снять сережку…