«Чтобы думать о Боге, дьявол должен быть рядом»
Одним из хедлайнеров крупнейшего российского рок-фестиваля «Нашествие» станет Гарик Сукачев. Он выступит в заключительный фестивальный день. Перед вояжем в Большое Завидово лидер «Неприкасаемых» поговорил с обозревателем «Недели».
— В «Нашествии» ты сегодня участвуешь по велению души или из-за статуса мероприятия?
— Никакой особой мотивации в связи с предстоящим выступлением у меня нет. Фестивали я никогда не любил — по чисто профессиональным причинам. Там всегда отвратительный звук, вечные проблемы на сцене, гигантское количество зрителей, которые находятся далеко от тебя, и т.п. Клубные концерты куда приятнее. Впрочем, именно на «Нашествии» атмосфера бывает вполне симпатичная, если погода не подводит.
— Крупные отечественные фестивали давно не поддерживают новых интересных артистов. Это потому что их нет или организаторы не хотят рисковать?
— Все связано с популярностью исполнителей. Когда в конце 1990-х — начале 2000-х появились «Сплин», «Би-2», «Мумий Тролль», «Ленинград», Земфира, они мгновенно стали играть на больших площадках и стали хедлайнерами фестивалей. Ни один промоутер в них не сомневался.
— Выходит, «лихие 1990-е» сформировали у нас целую плеяду ярких групп, а «стабильные нулевые» оказались бедны на личности?
— Мне кажется, рок-музыка к началу XXI века пережила все свои эволюционные стадии и стала завершенным явлением искусства. Ее уже можно преподавать в вузах. Это одна часть ответа, а другая — в том, что нынешним молодым еще, наверное, нужно подрасти.
— И, наверное, им нужно дождаться, когда в Америке и Британии сформируется некий новый музыкальный тренд, каким являлись бит, хард-рок, панк. Ведь наша рок-музыка следует тому, что возникает на Западе, не так ли?
— Русский рок, конечно, является клоном западной рок-музыки. Все наши молодые музыканты на кого-то ориентируются, но мне показалось бы забавным, начни они принимать за образец отечественные команды. Точно так поступали и мы 30 лет назад. Сейчас у молодежи куда проще доступ к актуальной информации, но суть не меняется. Тенденции возникают на Западе и распространятся по всему остальному миру.
— Даже за Виктором Цоем, которого боготворят, никто в России, по сути, не пошел. У «Кино» нет эпигонов, последователей.
— Конечно. Потому что группа «Кино» не создала выдающегося музыкального стиля. Мы воспринимаем Цоя прежде всего как поэта. Его стихи понятны миллионам подростков, входящих в пору взросления, в пору противостояния с миром, родителями, старшими. Они созвучны, когда в тебе возникает желание изменить мир, который, как выяснится позже, вряд ли изменится. Цой — это абсолютное знамя юности. А трагическая смерть, оставившая Виктора навеки молодым, укрепила его героический образ.
— А какие мысли и чувства крепнут в тех, кто с детства слушает Гарика Сукачева?
— Не знаю. Я вообще сильно сомневаюсь, что кто-то юный слушает мои сегодняшние песни. А люди моего поколения прежде всего вспоминают «Бригаду С». Все объяснимо. Это их молодость. Рок-музыка — дело молодых. И если говорить о том, кто мне сейчас нравится, это, например, Нойз МС. У него мощная энергия. И он рассказывает мне о том, что волнует сверстников моего сына.
— Ты, в отличие от Нойза, остросоциальных вещей не делаешь?
— Нет. Я, наверное, уже обыватель. У меня нет мотива для гражданской ненависти.
— Недавно слышал, как к тебе уважительно обращался один из сотрудников твоей команды и вспомнил строчку из песни твоего приятеля Саши Скляра: «Не называй меня Сашенькой, я давно стал Сан Санычем…». Ты тоже теперь не Гарик, а Игорь Иванович?
— Меня называют Гариком только мои старые товарищи и совсем молодые люди, которые впервые увидели меня по телевизору. А вообще-то меня с молодости величали Гариком Иванычем, или сокращенно — Горынычем.
— С кем из своих друзей ты сегодня чаще и эмоциональнее споришь — с Иваном Охлобыстиным или Михаилом Ефремовым?
— С Ефремовым. Просто потому, что мы часто созваниваемся. Мишка — болтун в хорошем смысле слова. Он готов долго и обстоятельно объяснять, что имеет в виду. А Ваня умеет долго слушать и только после этого может озвучить свою точку зрения. Но все мы, включая Димку Харатьяна, общаемся друг с другом откровенно.
— Тебя порадовало то, что Ефремов сделал в проекте «Гражданин поэт»?
— Я отнесся к этому как к отличному коммерческому ходу, который замыслил наш товарищ Андрей Васильев, и не сомневался, что в условиях всеобщей истерии перед выборами он сработает. Так и произошло. Следовательно, свобода у нас есть и ее, как грязи.
— Многие деятели культуры подписали письмо с просьбой освободить девушек из группы Pussy Riot. Нужно это сделать?
— Безусловно. Ваня Охлобыстин правильно сказал: выпороть их — и отпустить по домам. Думаю, Уголовный кодекс и церковь в нашей стране — разные вещи. Церковь отделена от государства. Она уже сделала свое порицание этим девушкам. Но ничего уголовно наказуемого участницы Pussy Riot не совершили.
— Если девушек освободят, «Неприкасаемые» при случае не откажутся выступить с ними в одном концерте?
— Мне всё равно. Но могу тебе сказать, что для России этот проект какое-то время будет выглядеть круто. Думаю, продюсер Pussy Riot уже прикидывает, как устраивать их концерты, какие просить гонорары и т.п.
— Портрет Сталина ты наколол себе на грудь, следуя словам «Баньки по белому» Владимира Высоцкого?
— Да.
— Это театральный жест?
— Почему театральный? Захотел это сделать — и сделал. Меня с этой татуировкой в гроб положат. «Ближе к сердцу кололи мы профили, что бы он слышал, как рвутся сердца».
— Но Сталин фактически одно из воплощений дьявола?
— Чтобы думать о Боге, он всегда должен быть рядом. Любая татуировка, сделанная мужчиной в зрелом возрасте, имеет некий метафизический смысл.
— Не думал, что такое тату на твоей «левой груди» выглядит для многих не менее оскорбительно, чем перформанс Pussy Riot для прихожан храма Христа Спасителя?
— Согласен. Минувшей зимой был в Таллинне на гастролях. Зашел в гостиничный бассейн и когда разделся в душе, заметил, как странно, даже с каким-то испугом на меня смотрели два пожилых эстонца.
— Ну вот. А кто-то выйдет на сцену, допустим, с татуированным профилем Гитлера.
— Ну, давай не будем путать Гитлера и Сталина. Сталин не делал лагерей смерти.
— Что же такое ГУЛаг?
— Просто тюремные лагеря. Туда не привозили эшелоны людей, которые шли в печи.
— Столь ли принципиально, каким образом десятки тысяч человек загонять в могилу: сожжением или мучительным долгим истязательством?
— Нет, разница есть. Я разделяю эти вещи. О Сталине можно говорить не только как об изверге рода человеческого, тиране. Все значительно сложнее. Я в прошлом году в Канаде сделал себе на плече еще одну татуировку, и местная девушка, мастер по тату, когда я спросил ее, знает ли она, кто выколот у меня на груди, сказала: «Да, это Сталин, его кололи заключенные на зонах, чтобы туда не стреляли».
— Так ты Сталина как свой оберег наколол?
— Да. У зэков в сталинские годы было поверие: если выведут на расстрел, ты рванешь рубаху на груди, взвод увидит портрет Сталина, и тебе не выстрелят в сердце. Значит, появится шанс выжить. А дважды не расстреливают. Это такая романтическая штука. Все урки сентиментальны.
— «Неприкасаемые» с 2005 года не записывают новых альбомов. Для тебя это уже не принципиально?
— Мы сейчас пишемся. У Вадика Самойлова (экс-участник группы «Агата Кристи». — «Неделя») в студии. Огромное ему спасибо. Он бесплатно нам ее предоставил. По-моему, должен получиться очень симпатичный альбом. Думаю, он выйдет в следующем году.
— Твои киноработы критики каждый раз встречали в штыки. И в своем театральном опыте, ты, кажется, столкнулся с похожей реакцией. Это не обламывает?
— Не сказал бы, что услышал много отрицательных отзывов о спектакле «Анархия». Скорее наоборот. Читал немало восторженных статей.
— С Галиной Волчек после премьеры «Анархии» общался?
— Конечно. Мы виделись. И от завлита «Современника» Евгении Кузнецовой поступило предложение: не хочу ли я поставить еще что-то? Я сказал, что если будет подходящая пьеса, присылайте, обязательно прочту. А Миша Ефремов меня склоняет к постановке оперы.
«Нашествие», Тверская область, Большое Завидово, 6–8 июля
«А на левой груди – профиль Сталина…»
Гарик СУКАЧЁВ – человек многогранный. Для большинства он именно Гарик – залихватский рок-н-ролльщик. А ещё он, Игорь Иванович, рассудительный и философствующий. Корреспондент «АН» поговорил с музыкантом о вечном – о стране, череде поколений и о самом народном русском поэте XX века.
Говорят, рок – музыка молодых. Поговорим о поколениях.
– Мой сын – ваш ровесник, родился в 1985 году. Вы дети перестройки, и взрослеть вам было тяжело. Мне тут на ум пришло одно сравнение… Наверное, у меня уже склеротические изменения организма: на поверхность поднимается то, о чём я не вспоминал всю свою жизнь. Так вот, мне на ум пришло кое-что из разговоров с отцом. Начитавшись диссидентского самиздата, узнав о сталинских репрессиях, я стал спрашивать отца, каким он помнит то время. Мой отец в 1937 году был ребёнком, жил в деревне и репрессий своими глазами не видел. Но хорошо помнил школьные уроки истории. Довольно часто ребятам выдавали ножницы, и они по заданию учителя вырезали из учебников страницы с упоминаниями «не тех» людей – Рыкова, Троцкого и прочих.
Точно так же из вас вырезали историю страны – кусок за куском. Становление вашего поколения связано с этим колоссальным переделом. Я помню, как трудно мне было разбираться в истории, когда у сына менялись учебники. Красные вдруг стали сволочами, мразями, убийцами. А белые, наоборот, – белыми, в одеждах Христа. Тут же до кучи вспомнили XX съезд, разоблачения культа Сталина. Сюда же притянули Великую Отечественную войну. Я помню, что с ней творили. Помню, как о ней отзывались журналисты, что они несли. Это была катастрофа. Думаете, телеканал «Дождь» в 2010-е годы впервые задался вопросом, а не было бы лучше сдать врагу Питер? Нет, всё это озвучивали другие люди в 1990-е. На понятие «патриотизм» ввели табу. За слова «я люблю Родину» тебя обсмеивали, в тебя плевали.
Целая страна – я имею в виду вас – выросла будто бы в вакууме, будто бы нигде. Ни к чему не прислонившись, ни на что не опираясь.
– Дети перестройки – потерянное поколение?
– Нас тоже называли потерянным поколением. И шестидесятников так называли. Всегда найдутся люди, которые назовут поколение потерянным. Кто его терял? Люди создают семьи, рожают детей, думают о будущем, сажают деревья, заботятся о родителях.
Но вашему поколению не повезло с духовной основой. Последний герой рок-н-ролла погиб в Кармадонском ущелье. Это не ваш герой. Это герой ребят, которые постарше. Последний герой, для которого правда была правдой. Он олицетворял поколение ребят 90-х, которые не годятся мне в сыновья, но и не годятся вам в отцы – в старшие братья годятся. Герой, которого создал Серёжа Бодров, символизировал собой всё то, что произошло со страной. Всё худшее, но и всё лучшее из своего времени. Явил собой обострённый русский характер.
– Значит, сегодня героев рок-н-ролла нет?
– Конечно. Их нигде нет. Есть множество хороших групп, но не более того. Сам факт, что вы об этом спрашиваете, указывает на то, что героя нет. Как только он появится, вы его узнаете.
– А вы, ваше поколение рокеров, были такими героями в глазах тогдашней молодёжи?
– Для кого-то, думаю, да. Мы были молодые ребята, делали что хотели. Были горячими, злыми, беспощадными. Нигилизм в юности – это прекрасно. Нам было легче, чем вам, потому что наш враг находился перед нами: железный занавес, нескончаемая ложь с экранов, нарицательное «Лебединое озеро»…
– Герой рок-н-ролла по определению молод?
– Безусловно! Есть золотые слова: «Если ты не революционер в юности, то у тебя нет сердца, а если ты революционер в старости, то у тебя нет мозгов». Или ещё цитата: «Комсомол – это молодость мира, и его изменять молодым». Сказано прекрасно. Первую часть фразы – про комсомол – убрать, и получатся очень верные слова (смеётся).
– Но ведь молодость – это незрелость, так?
– Совершенно верно. Поэтому людей и забирают в армию в 18 лет. Отсутствие инстинкта самосохранения. Отсутствие опыта потерь. Отсутствие ответственности. Человек не знает, что это такое, до тех пор пока у него не родился ребёнок. Даже женитьба ничего не меняет. Ну, два колечка. Всё тот же секс на пляже. Пока нет детей, человек не имеет представления об ответственности.
Юности свойственен идеализм. Можно сравнить её с детством. У ребёнка мир состоит не из полутонов. Посмотрите на детские рисунки: ребёнок рисует полными красками. Он умеет смешивать краски, но не любит. Синее – это синее, жёлтое – это жёлтое, хорошее – это хорошее, плохое – это плохое. Только с возрастом эти понятия перестают быть для человека абсолютными. Мы устроены так физиологически. Так устроен мозг, так устроены процессы внутреннего сгорания и внешние выхлопы этой сложной машины под названием «человек». Молодой более горяч и более честен. Хотя, может быть, слово «честность» здесь лучше поставить в кавычки. Чёрт его знает.
Чтобы понимать суть вещей, нужен жизненный опыт. У каждого свой путь, и в то же время у каждого поколения в каждой стране есть свой общий путь. Человек проходит этот путь вместе со своим племенем. Или уходит в другое племя – и проходит путь уже вместе с ним. Так или иначе, сколько бы я ни говорил о своём индивидуализме, я проживаю человеческую жизнь среди людей. И теперь, прожив немало лет, я повторю за своими мамой и папой эти вернейшие слова: «Лишь бы не было войны».
– Поговорим о вашем альбоме «Мой Высоцкий», полностью состоящем из песен Владимира Семёновича. Это дань памяти, ретро? Или его песни по-прежнему живы?
– Для меня они будут живы всегда. Меня с этим в гроб положат, это часть моего мира. Но в то же время мне это не принадлежит, и я должен был это отдать. Кто-то возьмёт и сохранит, кто-то выкинет в помойку. Владимир Высоцкий – это национальное… Блин, опять эти дурацкие слова. Национальное достояние, русская душа, великий поэт, наш мир… Всё не то. Высоцкий – это я сам, это мой друг сам, это мои улицы, мои мысли, мои воспоминания, это часть меня самого, это я. Моё поколение – это Высоцкий, потому что мы русские и советские. Сейчас говорят: «Володя звучал из каждого окна, все его обожали». Стопроцентная ложь. Были люди, которые его обожали, и были те, кто его ненавидел страшной ненавистью.
– Власть имущие?
– При чём тут власть имущие? Володю слушали разные люди. Я говорю не о социальных слоях, а о мире людей.
– Первой из песен альбома была записана «Банька по-белому».
– Да, она вышла в 1992 году на пластинке «Всё это рок-н-ролл!» группы «Бригада С». Многие тогда удивлялись и поливали вашего покорного слугу: «С какого это перепугу Высоцкий – рокер?! Откуда он взялся на этой твоей пластинке?!» Я был первый человек в стране, который записал альбом песен из чужих репертуаров. Это мои любимые песни, и для меня всё это рок-н-ролл.
– «Банька. » актуальна сегодня?
– Великая поэзия всегда актуальна. И вообще, искусство свободно от понимания «утром в газете – вечером в куплете». Оно всеобъемлюще и не имеет срока годности. Откройте любую греческую трагедию на любой странице…
– И всё-таки социальное искусство часто привязано к реалиям своей эпохи. В «Баньке…» поётся о «наследии мрачных времён». Наша страна до сих пор носит «наколку времён культа личности»?
– Вот она. (Задирает ворот футболки и показывает татуировку – профиль Сталина на левой груди.) Все знают, что у меня здесь Сталин. Именно поэтому он наколот – из-за песни Высоцкого. Кто понимает сейчас, что такое культ личности? Оруэлловский Большой Брат сегодня – это Интернет. Вот он, Большой Брат (показывает на смартфон). Мы сами себе его придумали.
– А песня «Дом», на ваш взгляд, созвучна нынешней России? «Долго жить впотьмах привыкали мы, испокону мы – в зле да в шёпоте, под иконами в чёрной копоти…»
– Ну что вы всё про Россию? Что мы с вами, городские ребята, знаем о России? Россия – это же космос… На то и прекрасна поэзия, что адресована каждому в отдельности. Давайте не будем задавать такого рода вопросов. Взгляд ли это на страну или это ваши бесы внутренние – никто не скажет. «Дом» – одно из самых загадочных произведений Высоцкого. Написано оно было в последние годы его жизни, когда он взлетел на такие поэтические вершины, которые невозможно сформулировать. Необычайная мощь, духовная наполненность. Володя говорил: «Если вы увидели это в моей песне – значит, в ней это есть». И если своей пластинкой «Мой Высоцкий» я заставил слушателя задуматься о чём-либо, о стране или о самом себе, – я рад, вот и всё.
Я уверен: задай мы с вами этот вопрос Володе – он бы нам не ответил. Скорее всего, сказал бы примерно так: «Ребята, ну что же вы, не учились ничему, что ли? Ну не в этом же дело… Нет, ребята, всё не так, всё не так, ребята…» Но если для вас этот вопрос худо-бедно важен, значит вы недаром землю топчете. Уделить 12 секунд своей головы таким размышлениям – это замечательно. Полезно для кровообращения (смеётся). А Россия… Всё нормально с ней будет.
– Константин Кинчев однажды сказал: «Перепевать Высоцкого – гиблое дело».
– Понимаю его.
– В 1996 году вышел сборник «Странные скачки», где ваши коллеги по рок-цеху перепевали Высоцкого. Ваше неучастие было случайным?
– Принципиальным.
– Не захотели делить своё?
– Я понимал, что начинается канонизация Володи. Величие не нуждается в канонизации, оно велико само по себе. Превосходной степени величия не существует. Главное, что люди помнят его. Сколько лет прошло с 1980 года, когда Володя умер… Вы человек другого поколения и спрашиваете меня о его строчках. Это значит, Володя живёт. Ништяк! Круто!